Сага о живых и мертвых - Страница 63

— Не захочу! Противно мне это. И у меня жених есть. Вот отвергнет меня, тогда пусть хоть все воинство слуа на меня залазит — ублажу.

Маг дернул веслами:

— Не говори так! Я тебе сказать должен…

— Да что ж такое?! Я не говори, а ты говорить должен. Заткнись! Не могу я ничего слышать сейчас. Потом когда-нибудь…

Без журчания ручейка в пещере было очень тихо. Мертво. Рата машинально насадила на нить ставридку, подвесила на сквознячке, рядом с остальными. Трайглетан возился с костром. Поужинали в тишине.

Рата повалилась на подстилку, плотнее закуталась. Вот и еще один лишний плащ появился. Заснуть бы быстрее…

Рата заснула и в самой середине ночи проснулась. Как в старые спокойные времена. Последние дни, на «Скакуне» и позже, спала, как убитая. Усталость — лучшее снотворное средство. Рата подняла голову — у входа прохаживался смутный силуэт призрачного стража.

— Опять бродишь? — пробормотала девушка. — Зануда.

— Недавно он явился, — отозвался колдун. — Прогнать?

— Да пусть, — вздохнула Рата. — Он, вроде как, на посту. А ты чего не спишь?

— Думаю.

— Зачем? Тут думай, не думай…

— Рататоск, я должен тебе сказать важную вещь.

— Да что ж тебе неймется? Все болтаешь, болтаешь…

— Я и промолчать могу, — холодно сказал Трайглетан. — Ты рано или поздно своим умишком додумаешься. Только, пожалуй, не один год до этого пройдет. Можешь не дожить. Невежество иной раз куда как сужает кольцо жизни.

— Да нет никакого кольца! Я жить буду, сколько захочу!

— Соплячка зеленая, — тихо сказал маг. — Кольцо-то у тебя на животе в два цвета выколото. Ума не нажила, а упрямства на десятерых. Не боишься, значит, ничего? Неупокоенные тебе — тьфу? Призраки слегка спать мешают, кости человечьи бездумно переступаешь и даже не оглядываешься. Ужас смерти тебе неведом, страх, как дым, рукой разгоняешь. Глупость — твое счастье.

— Ты что такое болтаешь? — неуверенно пробормотала Рата. — Ну, не сильно я умная. Я почти и не училась. Только что такое страх да ужас, я очень хорошо рассказать могу.

— Ну и в чем твой ужас? — с обидной насмешкой спросил колдун.

— Во тьме зеленой, — громко сказала Рата, глядя в темный потолок. — Когда тьма в горло входит, да грудь распирает.

— Тонула, что ли? — Трайглетан помолчал. — Ладно, это я понимаю. А неупокоенных почему не боишься?

— Как не боюсь? — изумилась девчонка. — Да я как пегого утопленника увидела, так чуть… В общем до полусмерти испугалась. И потом, когда мертвяки на корабль полезли, — у меня аж руки-ноги свело.

— Ерунда, — нетерпеливо сказал колдун. — Ты кого больше боялась: утопленников оживших или Морка?

— Да одинаково я их боялась! Был бы топор — и сейчас бы в мелкие куски долбила, что живых, что мертвых. Ублюдки трахнутые!

— Ну, да, — ядовито согласился Трайглетан. — Потому ты их и зовешь. Бессознательная ты. Зато неупокоенные души громче боевого рога тебя слышат. Это надо же — соплячке, и такая сила! И ведь инициацию совсем недавно прошла. Откуда твой род пришел, объяснить можешь?

«И этот с ума сошел, — с ужасом поняла Рата. — Одна я осталась».

Запомнилась эта ночь. Въедлив был Трайглетан. Объяснял и доказывал упорно, хоть действительно в лоб его дубиной бей. Рата орала, плевалась, к морю выскакивала. Слушать наотрез отказывалась. Мидиями в проклятого колдуна швырнула. Заткнулся, наконец, всезнайка Трайглетан.

Рата лежала, завернувшись в одеяло, смотрела на звезды. Снова появился призрачный страж, прошелся несколько раз и начал быстро бледнеть. И звезды начали бледнеть. Прошла ночь.

И появилось сомнение у Белки. Уж очень многое к одному сошлось. Это все равно, как за месяц накладные проверять — цифра за цифрой, и в конце результат. Сколько раз ни пересчитывай, итог тот же самый выходит. И как бумагу ни рви, как числа ни вымарывай, — получается в невосполнимом убытке Белка. Обанкротилась.

Некромантка несчастная.

Плакала бывшая Белка. Тихонько, чтобы не слышал колдун. Открыл тайну, скот морской. Гадина паршивая, и что бы ему со «Скакуна» было не выплыть?

Трайглетан был не виноват. Никто не виноват. Обречена была Белка. С рождения обречена. Сейчас смутно вспомнились зимние ночи на Имптиновой Пяте. Овчины на низком ложе, свечи черные, слова заговора ритмичные. Надо же — лицо мамино не помнилось, а как по рукам получила, когда к черно-красным огонькам тянулось, в памяти осталось. Сколько тогда лет Рататоск было — два или три? А когда жених знатный свой глаз на сироте с титулом остановил — знал ли, что у девчонки кровь порченная? Вряд ли — на Редро с некромантами не лучше, чем с дикими дарками обошлись бы и не задумались. Хотя там про такую страсть и не слышали.

Насчет инициации Рата догадалась. Уже на «Скакуне» роковая случайность свершилась — ударила неловко и смешала глупая девчонка свою кровь с кровью жертвы, привязала первого неупокоенного к себе накрепко, да и свою отвратительную силу усилила многократно. А вот до этого… Случайно ли кинжальчик в руки девочке попал? Не кинжальчик, конечно — ритуальный инструмент, много лет по миру пространствовавший. Выходит, все предопределено было?

За что?!

Нельзя плакать, да сил нет сдержаться. Может, все не так безнадежно? Может, выздороветь можно? Ведь столько лет не просыпалась та кровь отравленная.

Цеплялась Рата за всякие мелочи и несуразности из последних сил. Трайглетан уверял, что призывает она неупокоенных сдуру и без всякого желания — просто когда начинает о мертвых думать. А если не думать? Ладно, пусть мертвяки лезут, стоит о них вспомнить случайно. А если совсем-совсем не думать, не вспоминать о них? Мало ли забот можно себе придумать? И поселиться нужно вдали от всех людей, где и не умирал еще никто. Сколько пустынных земель вдали от побережья! Север тот же… Костяки со всего мира, слава богам, даже на самый мощный зов не сползаются. А еще Трайглетан говорит, что можно научиться свою силу контролировать и пользоваться ею правильно. Да ничего подобного! Нужно разучиться этой силой владеть. Совсем и навсегда разучиться.