Сага о живых и мертвых - Страница 145


К оглавлению

145

— О, очень верносно. Ты всегда смелее меня была.

— Перестань, ты всегда хладнокровнее себя ведешь. И рука у тебя тверже…


Споря и хихикая, вышли к городской стене. Восточные ворота были открыты, толкался народ, веселые стражники вопили про какой-то праздничный сбор. С хуторов в город двигалось на диво много повозок, и хуторяне щедро делились с победителями мертвецов домашним пивом. Девушкам пришлось уклоняться от знакомства сначала с лохматыми хуторскими парнями, потом с лихим усатым десятником. Кое-как выбрались за ворота на Конгерскую дорогу.

— Праздник — благоухание подкисшее, но приятственное, — заметила Лот-Та.

— Это — пиво. Не стража, а какие-то пьянчуги из таверны.

— Мы пьянчугам прельстительно выглядим?

— Еще бы, они сейчас и йиену в юбке комплементами осыпят. Экие веселые.

— Последовательность пива? А мы еще не пробовали таковский напиток.

— Мы с тобой и так дурные. Нас с глотка ширитти тогда так закрутило.

— Безумная ночь была, — вздохнула Лот-Та. — Может, нам не нужен Жозеф? Будем любить его со стороны. С ним рядом и без постели хорошо. Верно ведь?

— Верно-то, верно, только уж очень мне хочется у него на шее повиснуть. Прямо сводит меня всю, когда он близко стоит. И я жутко трусить начинаю. У тебя ведь тоже так?

— У меня еще отвратительнее. Если близко, я и слова толком сказать не могу. И потом, мне не только на шее повиснуть хочется. Я — плотская. Поэтому ты ему больше нравишься. Как милая саговая сказительница.

— Вот, вразуми тебя стурворм, опять на новый круг сворачиваешь? Я, кроме того, что изредка рифму пытаюсь сплести, еще с мертвяками тесную дружбу вожу. Уж что здесь прельстительного? Вот у тебя ноги замечательно красивые.

— Что ноги? С мертвыми я не меньше тебя вожусь, разве что управлять ими так верно не умею. А у тебя улыбка такая, что сразу поцеловать хочется.

— Улыбка в постели без надобности, — Рата вдруг резко остановилась. — А скажи-ка мне, Чучело — с каких это пор ты так правильно говорить стала?

— Это от страха. Ужасность на меня так действует, — смущенно сказала сестрица.

— Ты кому врешь?! — Рата ухватила подругу за кофточку на боках. — Чучело, да это я в полной ужасности. Ты где такое комедиантство подцепила?

— От тебя, — сердито заявила Лот-Та и потупилась. — Нет никакого комедиантства. Я когда с тобой, и ни о чем не думаю, слова не забываю и не путаю. Ты же меня сама учила. Что ж я, окончательно тупая? Только если я сразу о многом думаю, мигом перепутанность начинается. Я не нарочно. Почти не нарочно. Пока я чужачка, пусть людей моя речистость забавляет. Они снисходительность проявляют. И потом, мне нравится, когда улыбаются.

— Ага, особенно когда они улыбаются, не зная, что ты над ними смеешься. Ну, ты стерва!

— Не для тебя, — жалобно сказала Лот-Та. — И я правда еще путаюсь. Но я тебе не врала. Мы, когда вдвоем, и так друг друга понимаем. Говорить почти необходимости нет. Ты просто не замечающая.

— Я о-го-го какая замечающая. Мне нравится, что мы и без слов понимаем. Это, наверное, из-за магии. Но мне совсем не нравится, что я не могла понять, отчего ты самые простые слова путаешь.

— Рататоск, я не нарочно! Я всему мгновенственно выучиться не могу.

— Да я поняла, что ты только наполовину нарочно. Вон, Бом, иной раз, тоже нарочно шепелявит. Но ты-то похитрей.

— Дитя… — потерянно сказала Лот-Та.

Сестрица поцеловала ее в щеку:

— Ладно, забавляйся, как тебе нравится. Не всем же стихоплетством баловаться. Но со мной за каждую неправильность «воспитание» получаешь. Фирштейн-вирштейн?

— Справедливо. Но я над тобой никогда не смеялась.

— Пошли уж. Сейчас Дурень над нами вволю позабавится.


Скала-катамаран торчала в бухте, не отличимая от других утесов. Стоял штиль, волны с едва различимым шуршанием накатывались на узкую полоску пляжа и мешанину прибрежных камней. Девушки полюбовались на фальшивую скалу.

— Помнишь, как мы его первый раз увидели? У него тогда паруса солнцеватой розовостью горели.

— Чучело!

— Виновата. Розовым солнцем. Ничего красивее нет, чем «Квадро», идущий на всей парусности.

— На всех парусах. Спускаемся?

— Оробелость имеется? У меня тоже. Отступаем?

— Поздно. Витамин нас уже углядел.

Над «скалой» взмыла быстрая тень и без промедления направилась к берегу.


Волны укоризненно шуршали. Рата стащила башмаки и носки и ступила в холодную воду.

— Думаешь это прельстительно — босиком шлепать? — с сомнением спросила сестрица.

— Да мне наплевать. Если он меня такую, как есть, не хочет, пусть уж и нарядной не прельщается. Иное дело, если он нас все-таки любит. Тогда придется из кожи вылезать, но соблазнительными быть. А то надоедим.

— Справедливо, — согласилась Лот-Та и села, чтобы разуться.

— Не успеешь, — заметила Рата. — У тебя сапоги сильно шикарные и узкие, а наш Дурень уже глаза продрал и в лодку садится.

Рата бродила по воде, поддерживая подол, и думала, что без моря и несколько дней жить как-то странно. Лот-Та смотрела, как приближается лодка. Витамин, рассевшийся на обломке скалы, одобрительно покаркивал — намекал, что самое время рыбалкой заняться.

— Знаешь, Чучело, а подсекать нашего милорда дело все-таки недостойное.

— Другой способ имеется?

Рата вздохнула. Иного способа не придумаешь. Девушка принципиально повернулась спиной к приближающейся лодке и принялась разглядывать берег. Откосы обрывистого берега покрывали десятки тропок и промоин, словно нарочно пробитых во всех направлениях.

145